Отправлено 08 July 2017 - 07:53
Популярное сообщение!
Продолжение ...
- Что у тебя сегодня болит? - насмешливо спрашивает муж.
Мне очень хочется высокомерно заявить, что он ошибается: я чувствую себя чудесно. И рассмеяться - вполне естественно. Но он непременно сделает выводы относительно сегодняшней ночи. Меня же припаивает к земле, стулу, к кровати ужасная тяжесть, которая неизвестно как помещается в столь худющем теле. "Болит, очень болит", - отворачиваюсь я и сжимаю губы. Он сидит передо мной, обнимает мои колени.
- Скажи, ты меня любишь? Почему тогда не хочешь меня?
Несмотря на мои объяснения, он повторяет все тот же вопрос и пытается, пытается... Я отталкиваю его и не знаю, как прекратить эту муку.
- Ты не любишь меня! Тебе нравится кто-то другой!
Если бы я была сильной женщиной, я бы разом освободила его, и он не мучился со мной еще как минимум 4 года. Но я слабая и говорю правду: люблю, болею, верю. После таких слов порядочному человеку остается одно: ждать... Он ждал, получая от меня крохи, которые трудно назвать счастьем. Взрывался, бунтовал, бойкотировал меня. И опять ждал.
Я не чувствовала себя женщиной, о ребенке нечего было и мечтать: теперь беременность, даже на ранней стадии, могла закончиться для меня катастрофой. Тогда же, в первый год после окончания университета, я очень хотела жить. Как все нормальные люди. Не рассчитывая по минутам силы, не вычеркивая заранее вечер из каждого дня. Вечером поднималась температура. Часов в пять я начинала маяться, через час или два забиралась на диван с книгой или писаниной, и, уставившись в одну букву или слово, замирала до ночи, желая только одного - покоя, забытья. Я уже преодолела свою страсть к пирожным, блинчикам и зажаренной картошке. Если был бы другой источник поддержания жизни - согласилась не есть вовсе. Еда приносила мне одни неприятности. Даже хваленая тертая морковка и вегетарианский рацион с небольшим добавлением молочного температуру не снижали. Направить бы мне свой интеллект на выздоровление... Думалось, однако: и так уйму времени трачу на заботу о своем желудке, куда ж еще! Чтобы доказать себе обратное, свою одухотворенность, я ходила в театр, знакомый с детства, и писала о нем.
...
Вместо Марьи Михайловны консультировала Майя Александровна. Отличие их было не в ученых званиях, даже не в специализации (Марья Михайловна консультировала по лимфогранулематозу, а Майя Александровна - по лейкозу). На приеме они были взаимозаменяемы.
Разница была, как мне кажется, вот в чем: Марья Михайловна верила в человека, а Майя Александровна - в науку. Осенью, когда я облезла от винбластина, на обследовании в ОНЦ выяснилось: поражение печени распространяется, лекарства не помогают. Назначен был день консультации. Мне стало страшно, настолько страшно, что я не могла сдерживать слезы, пока ехала до переговорного, пока ждала разговора, когда просила маму приехать ко мне. Мама вошла в квартиру тети Зины ночью, и я сразу перестала бояться. Мы вместе пошли на консультацию к Марье Михайловне. Вспоминая ее лицо и лица еще нескольких любимых врачей, я представляю почему-то ряд, где первым - мамино лицо, а потом - как бы вариации. Вспоминая ее улыбку, я ощущаю свет, спокойствие, надежду, как тогда, мрачным осенним днем. Понимаешь, твой организм слишком насыщен химией, дадим ему отдохнуть. Соблюдай диету. Пробуй травы. Приезжай весной.
Весной, только через год, мы поехали с Сашей, и я услышала - чего не ждала. Поражение печени увеличилось. Как? После такой строгой диеты, голодных дней и прочего? Мало того, Майя Александровна, сторонница решительных мер, пишет мне направление на облучение печени в Обнинск. Предстояло сделать выбор. Оставаться послушной и смиреной пациенткой или разрушить идола. В 18 лет я не смогла бы и не посмела. Дорога на кладбище проходила около нашего забора, Москва была недосягаемо далеко. Я не чаяла туда добраться. Тогда со мной сделали все, что могли. Предполагая безнадежность операции, вскрыли грудную клетку, посмотрели, взяли кусочек для диагностики и зашили. Обрадованные легким диагнозом (лимфогранулематоз, не саркома) - облучали, кололи, удалили селезенку. Жить дальше, учиться дальше, не обращать внимания на болезнь - под таким девизом прошли университетские 5 лет. Настала пора умирать. Или срочно умнеть. Не отпусти меня Марья Михайловна год назад, продолжения б не последовало. Замужество, неудачная беременность - события, замешанные в моем прозрении. Свергать с пьедестала образ медицины в лице онкоцентра с его потрясающей техникой, врачами-учеными и громадной очередью на прием гораздо труднее, нежели разочароваться во всесилии шахтинской больницы, куда сваливают всех, кто свалится. Взглянуть на мир глазами женщины, каких миллионы, гораздо полезнее, нежели чувствовать себя избранницей, взлелеянным ребенком, которому обещают, что другим не светит. Но онкоцентр пока на пьедестале, и я веду с Маей Александровной последний, как всегда, торопливый разговор:
- Какого характера поражение печени - продолжение моей болезни?
- Да. Поезжай в Обнинск.
- Изотопное исследование разве показывает характер изменений? Возможно, это воспаление или еще что-то?
- Возможно. В Обнинске разберутся.
Разговор окончен. Не подчинишься - могут больше не принять. В Обнинске к рекомендации ВОНЦ скорее отнесутся как к приказу и облучат несмотря ни на что, тем более в диагнозе "4б" стадия - ни к чему уже не обязывает. Значит, у меня не будет театра. Если даже я просто останусь разбираться. Зачем? Тактика системного лечения диетой все равно не изменится. И я хорошо знаю, что такое облучаться. Могу вообразить, что будет потом - скорее всего ничего, никакой надежды. Меня жжет этот смело написанный Майей Александровной в моей справке приговор - "4б" стадия. Последняя. Дальше - смерть. Мы сидим с Сашей в кинотеатре, я перебираю события за сегодня, плохо понимаю, что происходит на экране. Ужасно душно. Нет, людей не так много. Но мне душно, плохо. Давай выйдем... Саша, и привыкший, и раздосадованный, сгорбившись, идет за мной. Кажется, мы сидели, потом метро, и уже немного до дома и Саша несет меня на руках. Все я слышу, но открыть глаза не могу и пошевелиться не могу, и тела не чувствую. Врач "Скорой", узнав про диагноз, укоряет меня - "Зачем вы родных пугаете? Лимфогранулематоз вполне лечится, Майя Кристалинская даже поет". Очухавшись после укола, я уже соображала, как бы мне выкарабкаться, добраться до дома. (О театре пока не загадывала). Отныне и навеки за себя соображать стала сама. Заказала Саше грейпфруты, апельсины, лимоны - все по Уокеру. После соков хотелось есть, и я ела сладкий творожный сырок, еще что-то молочное (Кошмар - говорю я спустя 10 лет). Наверное, все-таки получше бутербродов и чая - нашего преимущественного питания в столице. На снимках, сделанных Сашей в поезде, осталась моя бодрая улыбка и ужасно опухшая физиономия. Литра два южных соков в холодную, слякотную северную весну.